Второй вариант -
Гелиополитика
Статья № 1.
Где то в ночной дали, должно быть у самого горизонта, забрезжилось едва уловимое дви-жение. Отказывая рассудку в малейшей толике определённости, оно плутовало с величиной, фор-мой и расстоянием, притворяясь то наваждением, то увертюрой к ночному кошмару. Вороным облаком на иссиня-чёрном небе, испещрённом сотнями звёзд, оно вырастало и постепенно обрета-ло реальность. Минут через пять ночная химера превратилась в корабль, величаво проплывающий над головой. Иллюзия превратилась в корабль-призрак, вынырнувший из темноты лишь для того, чтобы через мгновение вновь исчезнуть во мраке. Судно было гигантской орбитально-динамической платформой. Размером с футбольное поле платформа двигалась в тени Земли на высоте 150 метров. Она шла в ночи без габаритных огней, неторопливо, но поступательно, нара-щивая минимальную орбитальную скорость и высоту в два с половиной километра над поверхно-стью Луны. Это позволяло ей успешно миновать вершины гор, встречающиеся на 40-ой широте северного полушария. Платформу или, проще говоря, ОДП, пилотировали подполковник Кузне-цов и его коллега из Европейского аэрокосмического агентства Арнольдо Ланца. Это было заклю-чительное звено в череде пуско-наладочных работ. Ещё два транспорта подобных этому курсиро-вали в параллельной плоскости: один вдоль линии экватора, другой на 40 –вой широте южного полушария. Для полного покрытия территории в меридианальной проекции были организованы аналогичные коммуникации. Похожие на маршрутное такси по своим эксплутационным задачам и чем-то смахивающие на троллейбус по принципу своего действия орбитально-динамические платформы образовывали в совокупности глобальную транспортную систему Луны.
В кабине управления платформой раздался телефонный звонок.
- Алло, Сергей Валерьевич! Это Аня. Вы просили все звонки переключать на себя, но тут такое дело. Я подумала …. Короче, звонит Мусатов из Танджера. По-моему это срочно.
Человек, которому обращался звонок, низко склонился над приборной консолью, указа-тельным пальцем левой руки придерживая телефон, закреплённый на ухе.
- Мусатов. Мусатов. А, Кирилл Савельевич!
Человек повернул регулятор настройки, набрал что-то на клавиатуре и, обернувшись на две трети к своему коллеге, сидящему слева заметил:
- Арнольдо, гироскопы в норме, но мы отклонились на одиннадцать секунд и просели на два метра. Дисплей говорит о магнитной аномалии. Или, впрочем, нет, кажется о гравитационной. Наверное, под нами залежи тяжёлых пород.
Человек встал из кресла и снова обратился к соседу:
- Арнольдо, прочитай на компьютере, что там ниже. Caramba, Ланца, да, займись же ты этим, наконец! Я на связи.
- Да, прости, Аня. Из Танджера? Значит, говоришь, из Танджера. Мусатов? Странно! Очень странно! Ну, что же, соедини меня с ним, пожалуйста.
- Алло, подполковник Кузнецов слушает.
- Здравствуй, Сергей Валерьевич!
- Приветствую Вас, Кирилл Савельевич!
- Я не оторвал тебя от работы? Не знал, что ты опять «в поле». Как твоя диссертация?
- Потихоньку и большей частью пока в голове. Нормальные люди в моменты передышки вспоминают о близких, а я рассуждаю об экономических циклах.
- Я думал, ты сейчас весь в бумагах, обложился книгами, корпишь где-нибудь в Архангель-ском, а ты на Луне.
- Ну, это в своём роде тоже Дом учёных. Не Подмосковье конечно, но за то море.
- Какое море? – удивился Мусатов, - Море пепла и космической пыли?
Валерий Кузнецов, не глядя в планшетный иллюминатор, скользнул взором по навигацион-ной карте: - В данном случае это Море Дождей.
- Ага! Ха! Ха! Ха! Тогда завидуй. У меня море настоящее, мокрое, тёплое, бирюзовое. Я сейчас в Танджере на конференции Семёрки: Президент, ключевые министры. Так что я не изви-няюсь. Моё время твоего в крат больше стоит и беспокою я тебя, как понимаешь, по делу.
- Слушаю Вас, Кирилл Савельевич.
- Тут такая петрушка получается, что в двух словах не расскажешь. Дело непосредственно касается тебя, как, впрочем, затрагивает интересы каждого их нас. На уровне наблюдательного комитета Консорциума появились разногласия по поводу путей реструктуризации гео-селенарной экономики. Не мне тебе объяснять, какую роль сыграла урано-гелиевая формула в создании и ра-боте Всемирного консорциума по вопросам термоядерной энергетики. Теперь её положения на-ходятся под большим вопросом. Похоже, нашлись сторонники твоих идей, и кому как не тебе придётся разубеждать их. Ты по-прежнему скептически относишься к реализации урано-гелиевой формулы?
- Увы, и я не одинок в самых мрачных прогнозах. Я не ортодокс, но, судите сами, формула безусловно приемлема и эффективна на проектно-изыскательском этапе, но Вы не можете не по-нимать всю абсурдность её применения на промышленной стадии. По-моему, схема с ураном не только чрезвычайно опасна, но и дискредитирует саму идею индустриального освоения Луны. Я же тщательно всё рассчитал и документы представил в Экспертный совет. Формула должна быть гелий-гелиевая.
- Сергей, я читал твоё особое мнение, как члена Правительственной комиссии по приёмке трансорбитальных объектов и как эксперта по экоценозу.
- И что, Кирилл Савельевич, Вы тоже считаете мои доводы беспочвенными? Это ведь чис-тейшей воды мена шила на мыло. Я понимаю добычу и поставку на Землю слабо радиоактивного Гелия-3 для его реакции с участием дейтерия, но строить хоть и временную энергетику Луны на реакциях деления ядер урана, подразумевающую его импорт с Земли... . Это – безумие!
- Это вынужденная целесообразность и эта целесообразность временная.
- Насколько временная на 20, на 30, на 50 лет? Ведь дело состоит не в технологических ог-раничениях. Сколько тянет современный термоядерный синтезатор? Двести тысяч тонн и занима-ет порядка 450 гектаров. Доставка на Луну практически возможна. А денег на лишнюю кость со-баке, которая и так лает, будет жалко и через сто лет. Денег, если всё мерить ценами товарно-сырьевой биржы.
- А, как ещё?
- Не знаю. Пока не знаю. Но уверен, за пределами земного тяготения работают не только иные законы биологии, психологии, организации … , но и другие законы хозяйствования, если хо-тите, иные законы экономики и права.
- Согласись, не другие, а по-другому. Лично мне твоя позиция симпатична, но ты рассужда-ешь, как учёный, а я вынужден рассуждать, как политик.
Кузнецов взял секундную паузу, подбирая аргументы способные стать убедительными в контексте слов Мусатова – старого знакомого Сергея, влиятельного чиновника и прозорливого че-ловека.
Тем временем платформа выправила и подняла орбиту до нормативных значений. Сейчас они пролетали над возвышенностью в Мессале, в выступающих базальтах которой, расположи-лись цеха металлургического предприятия американской Морисон Кнудсэм (Morison Knudsem). Завод, если так можно назвать систему открытых электротигелей с формами для отливки местного титана и алюминия, производил неизгладимое впечатление своими ярко-оранжевыми и зелёными демаркационными огнями и светом прожекторов, щедро изливающимся на целинные просторы задремавшей Луны. Сергей вышел из мимолётного оцепенения и вернулся к начатому разговору.
- Кирилл Савельевич, вот смотрите. Коэффициент автономности лунной биомы в среднем составляет 14 – 15%. Это с учётом американских, европейских, индийских, китайских, японских и бразильских технических потенциалов плюс международных систем связи, навигации, метеорит-ной защиты и теперь вот ещё глобальной транспортной системы. Вирулентность всей технико-экономической матрицы, заложенной на Луне очень низка. А попросту говоря, затратна. Недель-ная задержка поставок с Земли грозит возникновением необратимых технологических процессов, не говоря, уже о биохимических.
- Да, я понимаю расточительность лунного проекта в целом. Но нам с тобой и особенно мне, как политику, следует рассуждать релятивистки. Я не имею в виду моральный релятивизм, но понятия многомерности компромисса. Всё не так просто. Если бы всё было так просто, то я бы тебе просто не позвонил. Смещая вероятностный сектор мировой экономики его высокорисковой стороной на Луну, мы закладываем основы стабильности социально-экономического развития на Земле. Энергетическая конвенция демонстрирует свою жизнеспособность. Сегодня утром в Танджере семёрка президентов ещё раз подтвердила свою приверженность новой энергетической политике; к Консорциуму присоединилось ещё девять стран. И пускай мы с тобой понимаем, что шкурным мотивом к этому послужила борьба хайтековцев с «угольщиками», факт остаётся фак-том: впервые за всемирную историю целые страны и народы получили неограниченный и, что самое главное дармовой доступ к одному из самых необходимых ресурсов.
- Ну, да, бесплатный, если не считать условие полного отказа от самостоятельной энерге-тической деятельности за условие отказа от части государственного суверенитета.
- Мы помогли им выдворить «угольщиков» восвояси. То бы им пришлось конфликтовать и искать поводы для разрыва. А так, мы сделали предложение, от которого они не смогли отказать-ся. И это было хорошее предложение. Впрочем, углеводородное лобби ещё очень сильное.
- «Сжигать нефть — всё равно, что топить ассигнациями», - по-моему, так говорил Менде-леев?
- Совершенно верно. Только «угольщики» умных книжек не читают. Зато они интуитивно чувствуют, что и здесь им ничего не светит. Большая энергия - путь к системе больших саттели-тов. Я говорю о внешних планетах и их спутниках. Там углеводородов в миллионы раз больше. Но, впрочем, это уже совсем другая история.
- Кирилл Савельевич, и всё же, как можно говорить об устойчивом развитии, когда по ва-шим же словам углеводородные бароны рвутся к реваншу. Неужели Вы не понимаете, что вся столь искусно выстроенная конструкция в рамках урано-гелиевой формулы может быть отправле-на в небытиё взрывом всего лишь единственного груза с обогащённым ураном на борту? Скажем, при выходе подъёмника на околоземную орбиту. Глобальное радиоактивное заражение и ….
- И-и-и. Я хотел, чтобы ты сам дошёл до этой мысли. Перераспределив ресурсы и финан-совые потоки, мы исключим такую возможность в зародыше. Земля не единственный источник урана. Понимаешь о чём я?
- Глубинная разработка Луны?
- Нет, мы оба знаем, что спутник беден запасами делящихся материалов. Речь идёт о крас-ной планете.
- Думаю, что врятли вы имеете в виду американское опытное производство ядерного топ-лива?
-Нет, Сергей, я имею в виду отечественные разработки и производственную базу. И имен-но тебе, я предлагаю вылететь туда в самое ближайшее время. Так что радуйся и собирай чемода-ны! У меня для тебя полугодовая квота на Марс. Надо полагать, твоё согласие, я уже получил?
- Ещё бы, конечно! Не знаю, как Вас благодарить. Да! И ещё раз да!
Мусатов многозначительно прокашлялся в трубку и лукаво спросил: - Ты, кажется, сейчас не один?
- Да – ответил Кузнецов, глядя на Арнольдо и понимая к чему клонит Мусатов.
– У меня родственники в Андижане и тёща в гостях на месяц, - сфиглярничал он.
Не желая, что бы продолжение разговора стало достоянием посторонних ушей, Мусатов прошептал Кузнецову: - Тогда, опусти забрало и выходи покурить!
Ланца, не прекращая щёлкать тумблерами, едко посмотрел на Сергея.
- Что приоритет корпоративных интересов? – спросил, он.
- Чёрт с ними с приоритетами! – ответил Кузнецов, прикрывая микрофон рукой – «Кажет-ся, наклёвывается интересная командировка»
- На Марс?
- На него
- Да, в ближайшие годы там будет интересно.
- Почему ты так думаешь? Есть конкретные соображения?
- В целом нет. Хотя знаешь, если Луна похожа на гривиник, который дают сыну на школь-ный завтрак, то Марс это легенда о сундуке с сокровищами и главное здесь не он, а его поиски.
- Ты прав, дружище, ещё Роберт Стивенсон говорил, что «самая тёмная эпоха …. сего-дняшняя»
Кузнецов опустил лицевой светофильтр и защёлкнул пазлы гермошлема. Махнув рукой, он зашёл в тамбур переходника и нажал кнопку декомпрессии. Костюм медленно набухал, приятно стимулируя затёкшие от сидячей работы мышцы. Когда давление упало практически до нуля, от-крылся выходной проём шлюза. Под ногами пилота лежало рифлёное полотно палубы судна. На Луне наступало утро. Платформа приближалась к терминатору.
Статья № 2.
Кузнецов нажал на кнопку прерывателя паузы и продолжил разговор:
- Алло, Кирилл Савельевич, можно говорить открыто я «на свежем воздухе».
- Видишь ли, Серёжа, мне осталось не долго сидеть в губернаторском кресле. В стране гря-дут большие перемены, В июне я был избран в политсовет республиканской партии и стал одним из её сопредседателей. Президент сделал ставку на её победу. От международного позициониро-вания страны во многом зависит внутренняя обстановка. Главный поручил мне курировать ре-шение энергетического узла. Одного из ключевых. Проект с гипотез’аторным френол’ятором я в расчёт не беру. Сейчас для нас важно не только закрыть поставку опасных материалов с Земли, но и предложить ассиметричный ответ в вопросе дилеммы урана и гелия-3. Необходимо захватить первенство в этом деле. Вот почему, твою кандидатуру для инспекционной поездки на Марс вы-двинул я, а утвердил Президент. У нас есть все основания не отдавать инициативу американцам. Поэтому тебе придётся действовать решительно, быстро и по возможности неприметно.
По результатам аэромониторинга специалисты со станции «Келдыш» обнаружили залежи радиоактивных элементов. На равнине Амазония вблизи горного массива Олимп искали воду, вышли на карстовое озеро, а когда замерили, обнаружили под ним скопления урана, тория и изо-топа калия. Всё сошлось с показаниями радиоразведки.
Сотрудничество сотрудничеством, но сам понимаешь, такая информация будет держаться в секрете максимально долго. Весной на Марс отправляется беспрецендентная геолого-разведочная экспедиция. Твоя задача определить возможности станции «Келдыш» по её размещению. Подчёр-киваю, самостоятельные, автономные возможности с точки зрения экоценоза. Серёжа, нам только не хватало попасть в клинч с этим вопросом. Это уже уравнение с тремя переменными:
Соображение первое. Термоядерная энергетика на Земле выгодна и безопасна. Благоприят-но применение гелия-3 для её развития и диверсификации.
Второе. Естественный источник гелия-3 находиться на Луне. Широкомасштабная промыш-ленная разработка гелия требует значительных энергетических ресурсов. Их источником может быть лишь экстернальный уран. Его поставки с Земли предельно опасны, строительство же термо-ядерной станции на Луне в сложившихся обстоятельствах не представляется возможным.
Третье. Марс – альтернативный источник урана для Луны. Но при его промышленной раз-работке сможем ли мы обеспечить инфраструктурой необходимые объекты. Выживет ли вдали от Родины целый город с шахтами, с заводами, с жилыми районами, агропромышленными и вспомо-гательными предприятиями, с больницами, школами, магазинами, клубами? Сможет ли начатое нами производство стать, скажу по-губернаторски, градообразующим, а точнее - жизнеобразую-щим? Или всё накроется медным тазом!
Так, что твоя задача – не просто составить отчёт, а найти, разработать принцип саморазви-тия и самодостаточности этого проекта.
- Понятно.
- Ты можешь в четверг быть в Москве?
- Это двадцать пятого, то есть послезавтра. Да, вполне. И даже завтра. Все дела здесь я за-кончил. Остались бумаги, но этим можно заняться и позже.
- Не надо, Сергей! Давай поступим так. Я не думаю, что пуск «лунного трамвая» представ-ляет для тебя предмет профессиональной гордости. Тогда сдай дела коллегам. С председателем приёмной комиссии я переговорю. А на станции скажешь, что отбываешь по личному и неотлож-ному делу – по семейным обстоятельствам – заболела тётя в Саранске. Придумай что-нибудь!
- Кирилл Савельевич, мой напарник Арнольдо Ланца слышал часть нашего разговора и о чём то догадывается.
- Ну и хорошо. Напусти тумана. Скажи, что подался на заработки. Пусть лопнут от зависти. Значит так, записывай телефон 692-44-48. Тюрин Владислав Карпович – член Комитета ГосДумы по гелиополитике. Позвони ему завтра в районе трёх. Он передаст тебе материалы и уточнит дета-ли.
- Я смогу увидеть Вас до отлёта с Земли?
- К сожалению, нет, Сергей! Как бы мне не хотелось повидаться с тобой, но из Танджера я прямым рейсом лечу в Красноярск. Накопилось много дел.
И вот что, в Москве выдели время, чтобы отчитаться перед своим непосредственным на-чальством. Сошлись на академический отпуск, на заочно-добровольный характер твоей работы в качестве консультанта. Командировку мы оформим не через Экспертный совет при Правительст-ве, а по линии Академии Наук. Не надо поднимать шума. Ничего, что без регалий и «иммуните-та», за то полетишь вне астрономического окна.
- Это как?
- Узнаешь позже. Ну, всё давай! Удачи!
- До свидания!
Увлечённый своими мыслями, Сергей рассеяно глядел в небо. Он не заметил, как за гори-зонтом исчез белёсо-голубой лик Земли и справа по борту завис сияющий факел Солнца. Его зре-ние спасал светофильтр шлема и графитный цвет палубы. Собственно не щурясь можно было смотреть лишь на небо и на палубу платформы. Внизу за высокими бортами транспорта прости-рались безбрежные просторы обратной стороны Луны. Сергей поднялся с какого-то небольшого контейнера, на котором сидел и вытянулся во весь рост. На мгновение ему показалось, что дует ветер, чего не могло быть по определению. Впрочем, платформа обладала собственным электро-магнитным полем и нарезала уже не первый круг на этом маршруте. Микроскопические частицы, поднятые вверх статической турбулентностью, вполне могли вызвать заметное сопротивление. Во всех случаях, Сергей увеличил степень молекулярного сцепления своих подошв, ибо относитель-ный вакуум не отменял законов тяготения. Одно неосторожное движение и ты уже сам мог стать искусственным спутником Луны.
Впереди и за спиной Кузнецова располагались ровные ряды призм контрольного груза. Ес-ли пройти в хвост по одному из коридоров образованных ими, то можно было попасть на пло-щадку с лёгкими флайерами. Внешне похожие на челноки, они отличались от последних тем, что были, если можно так выразиться, актёрами одного жанра. Им хватало сменного заряда капсуль-ного типа, только чтобы запрыгнуть на орбиту ОДП или, соскочив с неё, прилуниться, вовремя затормозив. Окончание платформы венчало трёхэтажное сооружение, содержащее в себе лазер-ные рефлекторы. Принимая сигнал с поверхностных генераторов, равномерно расположенных по ходу движения, они корректировали орбиту, когда это было нужно или меняли величину импульса соответственно изменению загруженности платформы.
Сейчас Сергей находился в лучах, испепеляющего солнца и ему хотелось укрыться в тени одного из бортов судна. Он не пошёл на взлётно-посадочную площадку флайеров и не стал воз-вращаться в кабину пульта управления. Он прошёл перпендикулярно осевой линии корабля и упе-ревшись в борт, обнаружил лёгкую алюминиевую лестницу. Она вела наверх на импровизирован-ную смотровую площадку, которая в действительности была незавершённым монтажным моду-лем. С его высоты открывалась завораживающая картина жатвы.
Под днищем корабля раскинулось Море Москвы, по всей площади которого, куда не кинь взгляд, сновали сборщики реголита. Ему вспомнились, до боли в сердце знакомые, пейзажи Сред-нерусской возвышенности и то, как, будучи мальчишкой, на даче у дяди Лёши, он впервые пило-тировал учебный самолёт. Внизу за крышами аккуратных домиков начиналось золотистое поле, по периметру которого, словно букашки ползали зерноуборочные комбайны. Это было давно. Сейчас Сергею шёл третий десяток и он отчаянно пытался понять – это конец первого тайма или начало нового, чего-то принципиально другого? На память пришла мелодия из детства, и он поймал себя на том, что тихонько напевает себе под нос: «Ой, ты, рожь, Хорошо поешь!»
Сладкие воспоминания прервало лёгкое касание, когда ладонь внезапно появившегося Ланца легла на плечо Сергея.
- Максоны – сказал Ланца.
- Что? – не понял вначале Кузнецов.
- Я пришёл сообщить, что выяснились причины траекторных мутаций. Помнишь, мы пред-полагали, что их причиной служат грунтовые уплотнения – максоны? Так вот, я на всякий случай связался с диспетчерской и там сказали, что регистрируют неустойчивый сигнал с пятьдесят чет-вёртого импульсного генератора.
- Хочешь сказать, мы получили просадку из-за некорректного импульса?
- Именно так. Сама платформа и силовая установка не причём. Я вызвал ремонтников. Во-прос, кто встретит их у генератора на следующем витке?
- Арнольдо! Друг! Пожалуйста. Не смотри на меня так. Только не сегодня. Я дезертирую. Вон видишь Черток? – и Кузнецов указал на пёструю юлу селена-стационарного спутника, вися-щего градусах в десяти от зенита. По хорошему мне надо было бы быть уже на «Борисе Евсееви-че».
- Ничего, все мы там будем. – ехидно съязвил Ланца, видимо гордый за уровень владения русской фразеологией.
- Правда, Арнольдо. Я закажу корзину цветов для твоей мамы и завтра же вышлю тебе большую пиццу с моцареллой и бутылочку Кьянти.
- Ну, что с тобой делать? Хорошо, Серж, договорились! Вали, бродяга!
Пока итальянский друг мысленно сдвигал и уплотнял собственные планы, Сергей вернулся во внутренние помещения платформы. Он захватил личный идентификатор, кейс с документами и ключи от флайера. Тепло попрощавшись с Арнольдо, Сергей зарядил «баркас» капсулой с твёрдо-топливным наполнителем, сел в кабину флайера и стартовал, блеснув молнией по рельсовым на-правляющим.
Статья № 3.
Спустя полчаса он уже шагал по посёлку «Отрадный», который больше походил на парти-занский стан, чем на научно-исследовательскую базу. Вообще то объект назывался «Сплин-2», но топонимический казус не прижился и посёлок окрестили его теперешним именем. Если бы не ко-нус орбитального подъёмника, две тарелки антенн связи, несколько флайеров и вездеходов, то можно было бы всерьёз подумать об окопавшихся повстанцах. Снаружи тут и там виднелись вхо-ды во внутренние помещения больше похожие на лазы. Все сооружения уходили вглубь под по-верхность, что не только спасало от радиации, но и постоянством температуры грунта обеспечи-вало эффективную работу термостатов и климатизаторов.
Местным курьёзом посёлка было архитектурное решение входа в центральный корпус ба-зы. Выступающий из монолита скалы и как бы вытесанный из неё, вход символизировал дорогу к свету цивилизации. Сделанный в виде античного портика, он приковывал к себе внимание чудной мраморной облицовкой. Тонкая внутренняя подсветка колоннады и лестницы, исполненная в баг-ровых тонах, не только завораживала, но и откровенно пугала, памятуя собой дантовские сюжеты. Портик завершался фронтоном, тимпан которого украшали барельефы первых космонавтов. Оче-видно, что всем этим парадный вход бросал вызов не только безжалостной пустыне, окружавшей посёлок, но и техническому минимализму его обитателей, позволявших себе жить и работать в удобных, но неприглядных, как это лучше высказаться «землянках» или «лунках». Во всём, ощу-щалась какая то неестественность. Наверное, такая же как и название «Отрадный», да и сама жизнь, которой по всем правилам здесь не должно было бы быть. Всё, что больше всего радовало глаз, беспардонно обманывало его: и эти мраморные колонны, отлитые из титана и эта лепнина, сделанная из метало - керамики и эта массивная дверь цвета морёного дуба, штампованная из спе-циального пластика. Настоящими здесь были лишь две вещи – бронзовая ручка и латунная таб-личка. Последняя, в частности, гласила: «Фасад главного павильона научно-исследовательской базы Сплин-2 построен по проекту архитектора Зураба Константиновича Церетели в знак его светлой памяти и неразрывности культурных традиций между поколениями. Фонд культурного наследия им. Зураба Церетели. Дата: 12 апреля 2036 года».
Сергей, не удостоив табличку своим вниманием, потянул дверь на себя, чем инициировал открытие створок переходной камеры. Быстро разоблачившись в прихожей, выполняющей функ-цию гардероба, он пересёк ещё один контур герметичности и оказался в гостиной. Если прихожая белизной своей стерильности больше напоминала процедурный кабинет, то гостиная несла в себе атмосферу домашнего уюта. Паркетный пол покрывали ковровые дорожки, в глубине стоял кожа-ный диван. В центре располагался ресепшн с автономным регистратором, два кресла и журнальный столик.
Потолок украшала люстра. На стене висела репродукция картины Васнецова «После дож-дя» Под ней располагался камин, приятно потрескивающий голографическими угольками.
Кузнецов подошёл к стойке дежурного администратора .
- Анна Геннадиевна, возьми мнемо-карту и скажи мне, знаешь что? Я смогу в ближайшее время попасть на Черток?
- А, Вы, Сергей Валерьевич, улетаете? И недели у нас не пробыли.
- Да, Аня, долг службы – новое назначение.
- Я уточнила. На Чертоке укомплектован груз для Отрадного. Через час челнок будет здесь, в 16:15 вы сможете вылететь.
Анна застегнула упрямую пуговицу на груди и в упор посмотрела на Сергея своими карими глазами.
- Сергей, куда теперь в этот раз?
- На кудыкины именины. – улыбнулся Сергей – Скажи лучше, Либерман у себя?
- Его в корпусе нет, но он в посёлке. Сейчас он у Лосевых в криогенной лаборатории.
- Хорошо, Аня. Я не прощаюсь, - Сергей в крайнем смущении приложил палец к губам и лихо развернулся на одном каблуке. Именно так поступают чародеи, когда хотят переместиться куда-нибудь подальше, решило его подсознание.
Кузнецов силился принять решение: он терпеть не мог начальника базы, но ему по всякому нужно было подписать командировочный лист и как то объяснить свой досрочный отлёт. Франц Иванович не был по настоящему вредным человеком, но, отличаясь более чем скромными способ-ностями, считал себя ценителем человеческих душ. Вдобавок к чисто еврейской педантичности, он имел склонность опекать окружающих Его присутствие, сдобренное назидательными прибаут-ками, всегда казалось избыточным. Теперь Сергей размышлял: если он пойдёт к Либерману перед обедом, то испортит себе аппетит, а если после обеда, то получит несварение желудка и изжогу. В конце концов, он нашёл соломоново решение и, оказавшись в столовой пищеблока, заказал себе манную кашу с клубничным вареньем. Всё равно лучше не набираться перед перелётом, подумал он. Доев, Сергей взглянул на часы и решил, что пора. На удивление Кузнецова, Либерман на этот раз оказался деловым и благожелательным. Он сходу подписал бумаги и трогательно заметил:
- Знаете, Сергей Валерьевич, с вами было приятно работать. Вы единственный человек, ко-торый следовал моим рекомендациям и вот достиг таких высот. Мне уже сообщили. Я в курсе. Я отпускаю вас с лёгким сердцем!
- Дурак! - подумал про себя Сергей. Наверное, ему дали втык сверху, когда он начал уточ-нять подробности в отношении меня.
Либерман сделал шаг вперёд и, не на секунду не прекращая болтать, протянул руки, как показалось Сергею, к его горлу. Ещё не хватало, чтобы он благословил меня поцелуем в лоб.
- Идиот! – ещё раз подумал про себя Сергей и вышел, не прощаясь. Он забрал чемодан из своей комнаты, сдал карту постояльца и пожелал Анне всего хорошего.
Корабль стартовал упакованным под завязку. Хотя на борту больше не было ни души, Сер-гея сопровождали ящики с образцами пород и контейнеры с экспериментальными сплавами, ко-робки с уникальными кристаллами, штаммы смертельных бактерий и сыворотки от них. Кроме этого в попутчики к исследователю небес и бюрократических протоколов затесались лаборатор-ные крысы и подопытные тараканы, лягушки, тритоны, муравьи, дрозофилы, банка с мухами цеце и пенал с коконами тутового шелкопряда. Сорок минут полёта и тут бы соснуть после скромного обеда, но Сергея ожидало два неотложных разговора. Один диалог не заставил себя ждать, и это был диалог собственного затылка с планшетом, заполненным какой то мудрёной плесенью. После непродолжительных препирательств, они пришли к компромиссу и договорились о том, что планшет больше не давит Сергею на шею, а Сергей больше не бодает его. Второй разговор казался более серьёзным, но на поверку обернулся ещё более незатейливым. Когда Сергей попы-тался связаться с Центром ответственности Республики Бразилия и находившимся там Председа-телем Международной лунной комиссии синьором Фабио Рамос Буэно даль Прата (FABIO RAMOS BUENO DAL PRATA), он попал на четвёртого секретаря-кисель-на-молоке, в одинаковой степени скудно владевшего как русским, так и английским языками. Сергею сообщили, что всё в порядке и, что не стоило беспокоиться по поводу своего скоропостижного ухода из комиссии, а потом многозначительно добавили:
- Это же Бразилия! Вы знаете, куда вы звоните? Это же Бразилия! – как будто, я был белым медведем, пытающимся дозвониться до королевского пингвина в Антарктике, - подумал Сергей – Ну, и ладно!
Статья № 4.
Спутник встретил Сергея суетой и новыми лицами. После 2025 года, объявленного «Годом без мусора», когда всё пространство между Землёй и Луной было освобождено от ненужного хла-ма и опасных обломков погибших летательных аппаратов, Черток остался самым старым объек-том, вращающимся вокруг Луны. Невзрачный на расстоянии и чем то напоминающий беременно-го светлячка, спутник, названный в честь знаменитого русского академика Бориса Евсеевича Чер-тока – коллеги и соратника Королёва, представлял из себя значительное сооружение. Примеча-тельными здесь были, пожалуй, обсерватория и транзитный сектор с зимним садом, библиотекой и искусственным тяготением. Сергей, было, прошёлся туда сюда, ожидая европейский «Сэвайвер», курсировавший между Чертоком и Глушко, но потом удобно расположился в кресле и предался размышлениям. Интуитивно он порывался позвонить своим старикам, но мысль об обещании, данном Светлане – его фактической гражданской жене, останавливала его. Что-то связанное с Марсом, но пробивающееся откуда-то ещё, может быть, из глубин беспечной молодости, не дава-ло ему покоя. Он не мог вспомнить, но только чувствовал, что нечто безвозвратно утерянное вновь просится к нему. Со Светланой он жил уже год. У неё была дочь – школьница, по имени Ва-ря, и Сергей всем сердцем привязался к падчерице. Со Светланой же его единили уют домашнего очага и страх одиночества. Улетая на Луну, он пообещал Светлане по возвращению дать оконча-тельное решение относительно их свадьбы. Если он позвонит родителям, то Света узнает о его краткосрочном возвращении и, тогда ему не удастся избежать не вызревшего разговора. Не пови-дать же предков перед полугодовой командировкой – тоже не дело. Так ничего, не решив, Сергей поднял глаза из-за развёрнутой перед лицом газеты. Разношёрстная публика, недавно осаждавшая буфет, рассредоточилась по залу ожидания. В воздухе завис звук предвкушения, подобный орке-стровому шуму, предваряющему открытие занавеса. В этом шуме, в этих приглушённых голосах раздавался ритмичный, наступающий, уверенный в себе пульс – пульс человечества, ритм ото-прнувшей от сна цивилизации готовой заглянуть в лицо своей судьбы.
Надо сказать, что космос как социальный институт подобен английскому пабу: все дер-жаться рисовано демократично, но намётанный глаз всегда отличит потёртые джинсы топ-менеджера банка от наглаженного сюртука муниципального служащего. Таким взглядом обладал Сергей, и он этот намётанный взгляд остановился на парочке, которая резко выделялась из толпы. Было понятно что это гражданские. Теперь таковых становилось всё больше и больше, но ещё вчера, сняв форму, они и сегодня не теряли, если хотите, своей кастовой принадлежности. В мане-ре говорить, что ли, или, может быть, в осанке? Эти двое: мужчина, видимо, ровесник Сергея и женщина лет двадцати пяти, спорили на грани ссоры. За вспышками атак очередной порции дово-дов, следовали паузы. И тогда, боковым зрением Сергей мог видеть в их глазах блеск исступления. Но не болезненного, как у людей в изменённом состоянии. Скорее они выражали азарт. С таким ажиотажем делят наследство или найденное сокровище – пришло в голову Сергею. Они, одно-значно, не были с Луны. Но тогда, откуда они прибыли? С какого-нибудь астероида? Но на неизу-ченные объекты гражданские не летают. Не то что права не имеют, но на чём? Рейсовые корабли туда не ходят. Поразмыслив, Сергей пришёл к выводу, что это либо космические туристы, на что требовались немалые средства, либо миллионеры-частники, этакие энтузиасты-исследователи. Но тогда их инициатива, должна исчисляться цифрами с девятью нулями. Парочка была европейской наружности, сквозь гул, стоящий над ульем фойе, слышались обрывки славянской речи. Они не были семейной четой и ,однозначно, не были эксцентричными миллионерами, - заключил Сергей. Они не были миллионерами, ибо, будь они таковыми, Сергей узнал бы их милые лица по фо-тографиям в глянцевых журналах.
- Да, видик то у них обшарпанный, - подвёл черту Сергей. Мужчина был в джинсах и чёр-ной водолазке, она в ярко-красном платье, или, как это называется, сарафане. Это в космосе то?! Мужчина не переставал говорить слова не то «мегера телепатия», не то «у Селигера апатия». Сергей невольно прислушался: - «Интегра симпатия», - ах, вот как, прикинул Сергей. И что же, это значит? Прибыл «Сэвайвер» и, как только окончилась его загрузка, началась посадка на борт.
Едва Сергей занял своё место и в приятной неге зажмурил глаза, откинув голову на подго-ловник, к нему подошёл молодой человек с шахматами. Сергей изумлённо посмотрел и, не дож-давшись вопроса, ответил: - О, нет! Спасибо. Не в этот раз. Человек сказал: - Простите велико-душно. Вы меня не так поняли. Мы с товарищем хотели доиграть партию. Антон, подтверди! Мы не могли бы поменяться с Вами местами?
- Отчего же, нет? – произнёс Сергей - Я хоть и небольшой дока по делу шахмат, но согла-шусь, играть с удалённого терминала то же, что заниматься сексом по интернету.
Товарищ Антона показал Сергею его новое место и оно оказалось едва ли не рядом со сладкой парочкой. Бони и Клайд, как их в шутку окрестил Сергей, сидели за его спиной и непре-рывным диалогом создавали эффект домашнего кинотеатра.
Говорил мужчина: - внутри Артиса это неважно. Это его составная часть, а какая именно, её значение, определиться в процессе работы. Формально же сервер приписан базе, а база зареги-стрирована на Трест Мелиорации.
-Хорошо, студию и сервер перенесут из под Мурома на Форзатис. Но я ума не приложу, как согласуется её чёрный полностью нелегальный статус с публичной функцией? Когда организовы-валась Интегра, её основным приниципом был конфиденциал-резервизм, означавший внутрен-нюю стойкость и утончённое мироощущение.
- Да, да, недремлющее созерцание, ведущее к сознательному озарению. Это пришло позже. Вы новички всё время путаете эскапизм – прямое бегство и затворничество с фильтрационным изоляционизмом, то есть избирательным общением. Если к опыту Интегры «Симпатия» у тебя нет доверия, посмотри на тысячелетний опыт Церкви. Владея тайной, она не распоряжается ей и каж-дый волен судить спасён он или нет. В истинной Церкви торг не уместен, ибо благодать в ней по-нятие сугубо внутреннее, душевное, если хочешь, интимное. Оно не предназначено для агитации и не производится на экспорт. Интегра «Симпатия», как и Церковь, обладая истиной тайной, не боится с ней расстаться через оглашение и не пытается приумножить её силу путём повсеместного распространения. Оглашены должны быть все, но откликнутся немногие. Ну, что, непонятно? То-гда рассмотри диаметрально противоположные институты. Сила масонской тайны в исключитель-ности. Как только о ней узнают многие, она перестаёт стоить и ломаного гроша. Бессилие же пар-тийной догмы преодолевается массовостью голосов избирателей, ибо, как правило, политические лозунги не бывают ценнее оказанной им поддержки. Это всё - псевдо ценности. Интегра и кон-фиденцал-резервизм на котором она покоится – совершенно другое дело. Нам, как и вечности, не-чего терять. Если Солнце посветит на кого-нибудь ещё, нам не станет от этого темнее, но только радостнее и веселее. С другой стороны, толпа с факелами не озарит и без того ясный и солнечный день. Но оглашены должны быть все.
- Все те, у кого возник вопрос – вставила девушка
- Согласен, все те, у кого возник вопрос – подтвердил её спутник
- Я же, Надя, хотя и циник, но циник просвещённый.
- Да? Да, что ты!
- Не смейся. Знаешь, как мы говорим: «Просвещённый цинизм заключается не в том, чтобы глумиться над святынями, а чтобы не позволять святыням глумиться над собой». Кстати, ты зна-ешь, откуда пошёл принцип конфиденциал-резервизма?
- С работы нобелевского лауреата Эдварда Ханка. Я читала его работы.
- Их взяли на вооружение и через них пошла популяризация его идей, но всё началось за два года до выхода его культовой книги и имеет определённую дату. Так вот, наверное, ты не помнишь 5 марта 2041 года? Ты тогда, должно быть, ещё ходила в среднюю школу. Значит 5 мар-та 2041 года после утверждения в Западной Европе, проходил первый тур референдума по вопросу об экстра-зоне. Он проводился на Ближнем Востоке и в Северной Африке с заранее известным по-ложительным результатом. Параллельно ему в одно и тоже время Большая Россия провела свой собственный контр-референдум. Итоги его, как понимаешь, тоже были предрешены. Накануне обоих референдумов флэш-мобберы Восточного Полушария догворились о бойкоте референду-мов с забавной формулировкой: - «Нам это не интересно!» Флэш-мобберы писали в те дни в блогах: - «Вы хотите, чтобы экстра-зона день за днём уничтожала нас, пока не прикончила бы в конец или, чтобы мы умерли в борьбе с ней, передавив друг друга?!» И они договорились игнорировать впредь всё, что не исходило бы от них самих и вообще с осторожностью относится к инициативам, требующим что-либо от третьих лиц. В первую очередь, имелся в виду левиафан гипертрофированного масс-медиа. Обращения анонимных политиков «на – ты» с привкусом того, что они говорят с кем то ещё. Анонимных своей известностью, бесцеремонно вторгающихся в сознание только на основании того, что у них есть красивое фото и изящное факсимилье, а по су-ти, бесконтрольная власть и лёгкие деньги – много денег. Ответом на публичную анонимность – этакую отрыжку геронтологической демократии – стало сетевое инкогнито, подразумевающее не конспирацию, не умалчивание чего-либо, а скорее не слушание всего того, что не было бы само-стоятельно и предварительно вымучено, прочувствовано и продумано. Держаться в стороне от манипуляторов и не бороться с ними, на что они так рассчитывают – таким стал лозунг нефор-мального движения. В начале по сообществу ходило много сумасбродных идей, но так как не бы-ло задано никаких напрвлений или ограничений, вскоре на поверхности сами собой остались са-мые насущные темы. Образовалась Интегра – форма общественного саморазвития альтернативная государству. Относится с безразличием к власти – стало её кредо. Нельзя сказать, чтобы и власть отнеслась к Интегре столь же беспристрастно. С чьей то лёгкой руки первую в мире Интегру на-звали симпатией. И это видимо правильно, потому что людей в ней связывает не власть, не страх, не нужда, не насилие и даже не вера и не убеждения, а искренняя симпатия.
В зеркальце, закреплённом на спинке переднего кресла, Сергей поймал взгляд благодарной собеседницы. Он был исполнен взора сфинкса и лукавства улыбки Джоконды.
- Симпатия и самоотверженный энтузиазм, - добавила она.
- Кстати, до Ханка вместо конфиденциализма использовался термин харборизм от англий-ского harbour – затаиться. Но такое определение, - продолжал рассказчик, - могло быть понято бу-квально. Точное значение слова верное для нашего случая – затаить дыхание в момент чудесного озарения; озарения мыслью ли, чувством ли, сенью ли небесной. Такое не приходит в результате тяжких трудов, хотя и не отрицает их. Оно требует упоительного созвучия миру и внутренней чистоты. Поэтому ему претит любая суета.
- Феликс, а как быть с попытками радикализации движения, призывами к бойкоту избира-тельной системы, к выходу из национального гражданства, с призывами к созданию бюрократиче-ских центров управления в недрах Интегры?
- Дураков, стремящихся встать в позу много; пришедших не для того чтобы следовать, но чтобы вести за собой неважно кого, людей, имён которых они не знают и лиц, которых не видели и видеть не желают. Но есть случаи и вполне сознательного сталкивания нас с государством. Смотри, предположим, есть властная директива «Х» и твоя точка зрения на экономическую, со-циальную, культурную, национальную и прочую политику. Что для тебя важнее, поддерживать директиву, осуждать директиву или приобрести N – гектаров земли и вести уклад, который боль-ше всего тебе нравится, пригласить к себе тех людей, которых ты хочешь видеть у себя, ограни-чить себя и своих друзей от информационного произвола в одном аспекте и расширить и углубить своё мировосприятие в другом; в принципе, жить феодальным, рыночным или коммунальным ук-ладом. Думаешь, конструкция, выстроенная государством прочнее твоей? Отнюдь. Всё одина-ково бренно. Не нравится это государство – выбери себе другое, не изменяя при этом ни своей Родине, ни себе. Полностью суверенные государства можно по пальцам пересчитать. Большинство же поражены в тех или иных правах: используют чужую валюту, зависят от чужих ресурсов, су-ществуют за счёт чужих транспортных потоков и притока туристов, находятся под опекой чужой армии и чуждым культурно-образовательным прессом. Так чем же их суверенитет надёжнее и са-мостоятельнее твоей делянки? Ничем! И для них и для тебя важно не вставать в позу, чтобы мен-тор он же фискал как можно реже появлялся на твоём пороге. Природа не любит пустоты, а при-рода политической власти тем более. Невозможно борясь за власть обрести свободу или борясь за свободу получить власть. Это противоположные друг другу вещи. Власть подразумевают получе-ние преимуществ через принятие на себя ответственности за что–либо. Свобода же под-разумевает получение преимуществ через снятие с себя, через освобождение себя от ответствен-ности за что-либо. Кредо власти – кредо комплементарности – мешать кому-либо. Кредо свободы – кредо самодостаточности – что бы тебе не мешало что-либо или кто-либо.
Статья № 5.
Ракета прекратила набирать скорость и Сергея вместе с необычайной лёгкостью посетила путеводная грёза: сознание, некогда отягощённое непосильной задачей, отвлеклось на занима-тельные рассуждения случайных попутчиков и теперь, кажется, было готово ответить на вопрос, что за неведомое обстоятельство так сильно приковывало мысли Сергея к Марсу. Слой за слоем с его глаз спадала пелена наваждения. Голоса беспокойных соседей затухли где-то вдали и, отдава-ясь белым шумом, превратились в сомнамбулический речитатив. А, вот, отражение молодой спутницы в маленьком зеркальце напротив, вырастало и становилось отчётливее вплоть до мелких деталей. Будто подхваченное объективом наплывающей камеры, оно пронзало разум Сергея кри-чащим кодом, разящим знаком, заветным ключом. Какое то подвластное одной лишь интуиции сходство этой милой девушки с той, которая заснула где-то в глубине его памяти, превратившись в архетип, наконец, было обнаружено.
- Стоп! - чуть не выкрикнул он на весь салон. На Марсе в экспедиции на станции Келдыш была Ольга! Теперь он знал это наверняка. В то время пока он отказывал себе в искренности, подлинное чувство, загнанное на задворки собственной сути, продолжало искать заветное имя в сообщениях новостей, в данных таблиц, между строк газетных статей, в оговорках и недомолвках. Настоящая любовь, с которой он так нелепо расстался. Да что там, наверное, единственный на-стоящий человек, каких он более в своей жизни не встречал. Ольга была теперь уже совсем ря-дом. Сергей даже не надеялся, что она ждёт его как-либо, но был уверен, что помнит его. Теперь главное, что у него будет возможность находится рядом с ней, делить своё, пусть даже и чужое, небо одно на двоих. Это по истине здорово! Преисполненный надежд и уверенности, Сергей пе-реживал подъём сил – хотелось жить, петь, работать. Он отпустил воспоминания в свободное плавание.
Ещё пару минут он позволил себе смаковать приятные ощущения после чего решил на-строится на рабочий лад. Сергей был знаком с Ольгой со школьной скамьи. После окончания средней школы Сергей собирался поступать в лётное училище с прицелом на работу в космосе. Его родители думали иначе и как могли тепло и настоятельно препятствовали осуществлению его мечты. Будучи тонкими людьми, они не устраивали нравоучительных скандалов, а превратили выпускной год Сергея в обычной школе в три года Экологического колледжа. Потом Сергей не раз с благодарностью вспоминал этот поступок его родителей. Только с возрастом он осознал, что любить машины и работать таксистом – это не одно и тоже. В Колледже Сергей и повстречал Ольгу. Ряд предметов в Колледже был избирательным и учащиеся сами определяли свою специа-лизацию. Сергей выбрал бионику. Его всегда тянуло к неизведанному в природе и он задавался вопросом как? Ольга сделала выбор в пользу биологии и психологии. Её сердце замирало при столкновении с чудесным и невообразимым в человеке и она задавалась вопросом почему? Оба были интуитивными романтиками. Их восхищало прошлое и завораживало будущее. Ольга явля-лась воплощённым этиком и корень проблем видела в отношениях людей. Сергей являлся приро-ждённым логиком и считал своим долгом решать уже имеющиеся задачи – решать эффективным, пусть и неординарным, но прямым и недвусмысленным образом. Их пути разошлись, но дружба переросла в любовь, не в ту, расчёт которой ведёт к рутине семейного быта. Вместе им было инте-ресно и они симпатизировали друг другу до восхищения, а это вело к уважению. В их компании, как и полагается был третий – хороший парень по имени Юра. Ему было неизбежно проще с вы-бором жизненного пути. Его определяла династия. Когда речь зашла об учёбе в высшей школе, он поступил в Институт медико-биологических проблем, в котором заведующим кафедрой приклад-ной психологии работал его отец. Юра дважды благословил судьбу, когда узнал, что Ольга, в ко-торую он был тайно влюблён, поступила на один с ним факультет. Сергей в то время сдавал эк-замены в Физ-тех, но провалившись, не отчаялся, но со свойственным ему упорством собрался и поступил на экономический факультет МГУ. Чёрная кошка пробежала между друзьями, когда у Сергея появились основания ревновать Ольгу к Юре. И напрасно. Напрасно у друзей состоялся серьёзный разговор, в результате которого Сергей чуть не лишился глаза, а Юра получил сломан-ными ключицу и два ребра. Тем же вечером оба товарища приняли ледяной душ – Ольга собира-лась за муж за Виктора Николаевича – отца Сергея. Сергей походил хмурым пару недель, а потом плюнул на всё и по уши ушёл в учёбу и науку. Юра же не смог простить отцу не Ольгу, не память своей матери. Вначале он ушёл с факультета, затем из дома. Первое время Юра сублемировал личные горести в давнее увлечение ретро- фотографией и живописью, которые будучи сдобрен-ными дешёвым портвейном, открывали ему новые горизонты сознания. Невзгоды понемногу от-пустили его и он как то даже провёл авторскую выставку своих работ, что принесло ему опреде-лённую известность и небольшие деньги. Наконец то он перебрался из студенческого общежития, из которого официально был выписан еще пол года назад и поселился в однокомнатной квартире где-то на юге Москвы.
Всё это случилось с друзьями на 3 курсе и поросло былью. Впоследствии Сергей и Юра восстановили контакты, хотя это была уже не та дружба. Их редкие встречи больше напоминали ритуальную церемонию, на которой поднимают бокалы за то, что «вот ещё один год прошёл …» и говорят о том, как всё могло бы быть, да так и не сложилось. Они больше не упоминали её имя, хотя каждый в душе продолжал хранить её образ. Юра потихоньку спивался и скатывался, так и не найдя себя, хотя даже это он делал как то творчески и интеллигентно. Было больно смотреть, как он буквально выгорал изнутри. Сергей же напротив шёл в рост. Поднимаясь по административ-ной лестнице и погружаясь в науку, он чувствовал иненрцию заданности а про себя был уверен, что случись в его время звёздная экспедиция с билетом в один конец, он стал бы первым из пре-тендентов. Он стал замечать, что время от времени ему приходят на ум словечки типа «долг» и «профессионалы». Но слыша, как звучат эти слова из чужих уст, он с отвращением осекался, что-бы произносить их самому. Маразм. Где начинаются разговоры о долге, там заканчивается дело. Где говорят о профессионализме, там исчезают наука и творчество и появляется брэнд – самоус-покоительная рекламная уловка. «Здравствуйте, дети! Я Гудвин страшный и ужасный» Конечно, Гудвин, а то бы подумали, что это заблудившийся пьяный оформитель. И никому я ничего не должен и профессионал я, - подумал про себя Сергей, - как миллион других профессионалов в ка-кой то степени и в какой то области. И живу я потому что мне это нравится, - Сергей сделал паузу, - и потому, что не нравится тоже.
Сергей знал, что Ольга на Марсе и знал, что она развелась и догадывался, что развелась, вышла замуж и опять развелась, наверное, не один раз. Он догадывался об этом потому, что знал, что Ольга любила разбирать людей, подобно тому, как некоторые дети любят разбирать свои иг-рушки. Такому искушению нельзя не отдаться полностью, как, впрочем, и хранить вечную пре-данность. Любопытство – штука ветряная. Тут Сергей вспомнил, как всегда ёмкие и точные слова Юры: - На Марсе нет жизни. Да и на Земле тоже. Разве это жизнь?».